Текст: Вероника Голицына

Так внемлите, друзья! Вам поведаю я

^{_{Л. Кэролл. Охота на Снарка. Перевод Г. Кружкова}}

Семейный курс «По следам современного искусства» в арт-центре «Гараж» теоретически заинтересовал меня с момента своего возникновения в 2010 году. Перейти этому интересу в практическую плоскость мешал возрастной ценз — занятия заточены под детей от семи лет. Два года понадобились «Гаражу», чтобы понять всю трагичность отношений человека со временем: с одной стороны, дети не рождаются сразу семилетними, с другой — не навсегда ими остаются, а в конце концов и вовсе становятся взрослыми. Из человеколюбия в 2012 году организаторы курса запустили его слегка расширенный аналог с маркировкой «18+». Но у меня тогда родилась дочь и было не до искусства, а теперь мой сын Лев уже взял и дозрел до статуса «пропуска» в дивный мир семейных занятий.

«Философская концепция» курса заключается в том, чтобы проследить, откуда есть пошло современное искусство и как дошло до жизни такой. Все начинается с конца ХIX века, с импрессионизма, и постепенно переходит к текущему историческому моменту. То есть слушателей как бы бессловесно призывают встроить понятие contemporary art как составную часть внутрь более широкого modern art.

Так вышло, что мы со Львом бултыхнулись сразу в середину курса — пробный для нас «урок» был посвящен Сальвадору Дали и, соответственно, сюрреализму. К началу занятия в аудитории собрались девять детей в сопровождении одного-двух родителей каждый. Преподаватель Татьяна Бортник включает проектор, на экране загораются заголовок «По следам современного искусства» и подзаголовок «20 художников, которых нельзя не знать». Такая суровая императивность поначалу немного настораживает, но, с другой стороны, это строгое must know — не такой уж плохой противовес бесконечным окружающим must have. Дальше шла лекционная часть, опиравшаяся на четко построенную презентацию: место, время, основные идеи Сальвадора Дали и стилистические принципы сюрреализма. Это, собственно, и есть «следы» художника, о которых в конце теоретической части детям предстояло вспомнить самостоятельно.

Биографических подробностей — прожиточный минимум, никаких коробящих детский слух пикантных историй, но все рассказанное — исключительно по существу и на полном серьезе, но, конечно, не без улыбки на лице. Когда подтягиваются опоздавшие, преподаватель спокойно здоровается с каждым. «Мы как искусствоведы...» — говорит Татьяна аудитории, и это обращение не кажется фальшивым заискиванием, а вполне отражает царящий на занятии коллегиальный дух. Слова «эпатаж», «бессознательное/сознание», «иррациональность», «техника свободных ассоциаций» ненавязчиво вводятся в обиход аккуратными объяснениями.

Когда Татьяна показывает слайд с ранними работами Дали, дети узнают черты уже знакомых им импрессионизма и кубизма. Когда дело доходит до «Архитектонического Анжелюса Милле» (1933), на экране появляется репродукция картины самого Жан-Франсуа Милле и следует рассказ о ней. А демонстрируя «Искушение святого Антония» (1946), лектор показывает его родство с работой на тот же сюжет Иеронима Босха, тоже любителя странных совмещений. «Важно смотреть и на старых мастеров», — подчеркивает Татьяна. Все, Дали «попал в историю», встроился в цепочку одним из звеньев.

Как и любая хорошая лекция, эта похожа на текст с гиперссылками, по которым желающий пройдет в нужное ему время: походя упоминаются сделанные во времена Дали открытия в физике, показавшие относительность времени, цитируется Гераклит, а в конце лекции (слайд «Что дальше») приводится перечень источников, которые помогут «углу?бить и усугу?бить» понимание темы (музей Дали в Фигерасе, «Андалузский пес», «Дневник одного гения», лекция Ирины Кулик «Сюрреализм», художественные и документальные фильмы про Дали).

На закуску, в конце теоретической части, все дружно смотрим мультфильм, который был создан по эскизам и раскадровкам Дали и на который при жизни художника ни у него самого, ни у Уолта Диснея просто не нашлось денег.

Да, есть, конечно, ощущение, что мы слегка гоним без оглядки. Когда заходит разговор о снах, в детях автоматически включается опция «А поговорить?!», но отдельного времени на это нет. Татьяна предлагает каждому изобразить свои сны во время практики.

На столах краски, восковая пастель и просто воск, которым можно нарисовать нечто невидимое, а потом проявить его с помощью красок. Дети и больше половины взрослых увлеченно рисуют: кто-то лодку с глазами, крыльями и лапками, превращающими ее в насекомое, кто-то разноцветные облака в изящный цветочек, кто-то монстрика, который ест «хорошие штуки», кто-то — темное пятно, напоминающее нефтяное. Я долго сдерживаюсь, стараясь не мешать, но в конце концов начинаю приставать с вопросами. Родители рвутся в бой, зато дети по-прежнему вовлечены в процесс, им хорошо, и острой потребности в вербализации ощущений они явно не испытывают, хотя и не отказываются разговаривать.

В зависимости от постановки вопроса («Что тебе больше нравится, лекция или практическое занятие?» или «Лекция, практическое занятие или и то, и другое вместе?») дети единогласно и вполне ожидаемо говорят либо «практическое занятие», либо «и то, и другое вместе». Лева тоже оценивает две части занятия как равноценные. «Невозможно рисовать на практике, когда не знаешь, что рисовать», — резонно поясняет восьмилетняя Варя. Только семилетняя Женя с широченной улыбкой на лице говорит (скорее самой себе, чем кому-либо еще), что ей не нравится ничего. Мама Екатерина комментирует: «Мне занятия нравятся. Дочке, видимо, тоже, но просто она очень вредная, она никогда не покажет, что ей нравится. Просто я знаю, как она себя ведет, когда ей не нравится, поэтому ей, видимо, все-таки нравится».

Поочередно спрашиваю детей: «Как бы вы рассказали друзьям, что тут делаете? Что бы вы сказали или показали, приглашая их сюда?». «Здесь интересно, каждый раз что-то мы новое делаем, мы не только тут рисуем, но и, например, скульптуры строим или из бумаги что-то вырезаем», — отвечает восьмилетняя Лиза. Варя предпочитает слов попусту не тратить: «Я бы сняла тут все, что мы делали, и показала бы. Если бы понравилось, пришли бы. Нет — нет».

Следуя мудрому совету Вари, расчехляю фотоаппарат, дабы зафиксировать нескольких произвольно взятых авторов и их произвольно взятые произведения. Начну — по блату — с Левы, изобразившего «Жывой кактус». Во время лекции он пожаловался, что редко видит сны, и решил изобразить свою фантазию. А уже сильно после сказал, что ему снился монстр, похожий на кактус, и на рисунке он только «окактусил» его окончательно. Сложно сказать, не ложные ли это воспоминания, которые так вдохновенно сочинял Дали. Чувствуя себя одновременно и реципиентом, и аналитиком, Лев сделал вывод: «Вообще там было две темы: те, кто рисовал, либо совмещали реальное с нереальным, либо оживляли что-то».

Лиза нарисовала нимфу, которая убивает человека, что-то, что она пока сама не осмыслила, и человека в огне. Свою работу охарактеризовала как страшную. Надо сказать при этом, что «Пылающего жирафа» (1936–1937) нам в этот раз не показывали, а работ с огнем и горящими существами у детей было некоторое количество. То ли жираф всплыл из памяти, то ли языки пламени выползли прямиком из архетипического бессознательного.

Пятилетняя Злата, затесавшаяся в эту более «зрелую» компанию, нарисовала, «как принцесса и принц встречались в облаках». На просьбу соотнести свою работу с тем, что видела в начале дня, отреагировала просто: «То скучное и такое страшное, а это — нет».

На рисунке Максима — портик (макет стоял на полке) с крыльями, хищное растение венерина мухоловка, изрыгающее огонь, а также летающее кресло. Мама Максима, Луиза, демонстрирует нарисованный ею призрак курицы. А затем достает заветную папочку с работами по другим авторам-направлениям: «Вот, допустим, пластилином мы рисовали. У Сезанна плотные такие краски, поэтому когда ты пластилином все это делаешь, у тебя в мозгах откладывается, что ты можешь его отличить от других художников. Вот именно картины у него выглядят, как будто пластилином нарисованные. А это Ван Гог, у него же пастозные мазки, тоже густые, как будто пасту выдавили, и поэтому мы нитки клеили. Моне — смешивали краски».

В конце занятия дети получают домашнее задание: основной лист с фотографией художника на одной стороне и пустыми графами («страна», «век», «известная работа», «направление/стиль, его особенности») на другой, и несколько дополнительных — с вариантами заполнения пустых граф в виде картинок и крупицы текста. Правильные «следы» нужно вырезать и приклеить к основному листу. Гениальное использование детской любви к виду деятельности, из-за которой иногда толстенные альбомы заполняются малосимпатичными наклейками!

К концу курса у каждого получается свой увесистый «Спутник следопыта» — с фотографиями художников, характеристиками направлений и собственными работами в духе, русле и ключе. Не уложить как следует в голове информацию, которая была таким образом освоена-усвоена (то есть сделана по-настоящему «своей»), невозможно.

Но это, как ни странно, вовсе и не главное. Татьяна подчеркивает: современное искусство направлено на то, чтобы думать, а не только жонглировать информацией. По ее мнению, современное искусство учит мыслить диалектически, осознавать и переосознавать рамки, внутри которых мы живем, ставить их под вопрос. Дети пока еще свободнее взрослых относительно всевозможных «незыблемостей», поэтому им проще принять идею, что все что угодно может стать произведением искусства, у них лучше «идет» Марсель Дюшан и больше вера в возможное переустройство мира.

Видимо, поэтому второй преподаватель курса, Наталья Сидорова, рассказывая каналу «Синергия» о работе с взрослыми, подчеркнула, что старается апеллировать к их запрятанной внутри детской составляющей. Дети идут по следам современного искусства и встречают Снарка, а взрослому там же вполне может привидеться Буджум.

По материалам: www.artukraine.com.ua