Текст: Ай Вэйвэй

Перевод: Сергей Катчев

 

В минувшем месяце мне довелось стать участником событий, которые так или иначе связаны с переписыванием истории современного искусства Китая. В Шанхае две мои работы — «Табурет» и «Семена подсолнечника» — были включены в экспозицию, посвященную 15-летию Китайской премии современного искусства. За полчаса до вернисажа мое имя было удалено из экспликаций на стенах музея, а доступ в залы с произведениями был закрыт. Несколькими неделями позже, в Пекине, под тем же давлением Центр современного искусства Улленсов убрал мое имя изо всех материалов, касавшихся мероприятия, посвященного моему покойному другу Хансу ван Дейку, с которым мы в свое время основали одно из первых экспериментальных арт-пространств в Китае. В знак протеста я решил изъять свои работы с выставки.

В обоих случаях работы сами по себе никаких споров не вызвали. Целью было убрать любое упоминание обо мне и моей деятельности, чтобы лишний раз не напоминать обо мне в преддверии 25-й годовщины событий на площади Тяньаньмэнь, случившихся в 1989 году. Моему адвокату и другу Пу Чжицяну повезло и того меньше: его и еще четверых человек арестовали за обсуждение тех событий — он был одним из протестовавших студентов, вышедших в 1989-м на площадь, — на частной встрече.

Пу Чжицян — один из немногих в стране, кто сражается со стиранием истории. Меня тоже подвергали цензуре — и вовсе не за содержание моих работ, а за то, что я настаивал на фактах, выступал за историческую правду и делился своими соображениями в интернете. Все это — грехи современного Китая. Особенно сейчас, накануне этой даты.

 

Забывчивость современного Китая, однако, не ограничивается лишь событиями на площади Тяньаньмэнь. Китайская история таит в себе множество других, еще более мрачных эпизодов, произошедших задолго до лета 1989 года. Нынешние лидеры не признают идеологию, существовавшую до 1949 года, те принципы, которые помогли коммунистам побороть националистическое правительство: создание демократического и законопослушного общества, отмена однопартийной системы и введение независимой судебной власти. В 1989 студенты, пришедшие на площадь Тяньаньмэнь, просили об этом же. И с тех пор любые упоминания о них запрещены.

Во времена своего правления председатель Мао создал десятки политических движений, деятельность ни одного из которых не была впоследствии рассмотрена Партией объективно. Такие большие сюжеты, как Культурная революция и Большой скачок, в расчет даже не принимаются. Поскольку эти события не подлежат обсуждению, китайцы не в состоянии понять всю тяжесть их последствий. Цензура стерилизовала общество, превратив его в испорченное, иррациональное и бесцельное существо.

 

На Западе бытует мнение, что смена руководства сможет привнести перемены в Китай — что «реформаторы» смогут перевесить «консерваторов» внутри Партии. Безусловно, с 1989 года Китай прогрессировал в самых разных направлениях, однако система оставалась и остается неизменной. Да и как она может измениться, когда власть отказывается анализировать и обсуждать моральную сторону своих прошлых решений? Как может государство, меняющее под себя или вовсе подчищающее себе историю, осознать свои ошибки и скорректировать будущие действия?

И мы, китайцы, тоже виноваты. В то время как китайское общество за последние 25 лет пережило целую волну перемен — одну из самых сильны в истории человечества, — в ценностном плане не изменилось ничего. Большинство из нас в первую очередь озабочены своими ежедневными делами и амбициями — работой, образованием, жильем — и не готовы прикладывать дополнительные усилия, идти на какие-то жертвы для достижения чего-то, находящегося вне круга этих потребностей.

 

Китай принял решение все забыть или позволил себе забыться — занял позицию, которую на Западе не смогут понять. Это дает Китаю возможность освободиться от тяжелой самокритики, равно как и от морального бремени. И — что самое важное —снимает с Китая всякую ответственность за свои действия.

Если считать, что с 1989 года в Китае случилось экономическое чудо, то эту добровольную амнезию тоже нужно полагать китайским чудом. И подобный образ мышления не изменится, пока сами китайцы не поймут, что отсутствие достоверной информации об их прошлом вредит их благополучию в той же степени, в каковой ему вредят загрязнение окружающей среды и коррупция.

Как долго сможет Китай следовать по этому забывчивому пути? Пока интернет и глобализация открывают гражданам правду, которая во всем остальном мире является очевидной, наша страна стоит перед внутренним кризисом правды. Потеря доверия и общего представления о морали между обществом и государством — главная опасность для нынешнего режима. Китай не сможет двигаться дальше, пока не разберется с этой проблемой, вместо того, чтобы закрывать на нее глаза — как и на многие другие вещи в нашей истории.